По Фрейду

«По Фрейду» — нарочито простая история, раскрывающая внутреннюю сущность личности. Это кино о психиатре, великом ученом, который как самый обычный человек на пороге смерти подвержен страхам и фобиям. И за этим любопытно наблюдать, ведь такой дискурс не имеет временного промежутка. Повествование раскрывается вокруг темы смерти и Бога. А ведь обещали байопик…

По сюжету умирающий жизнелюб Зигмунд Фрейд (а точнее Фройд, именно так произносится его фамилия в фильме) должен встретиться с преподавателем из Оксфорда К. С. Льюисом. Цель их встречи одна: подискутировать о Боге. Фрейд (Энтони Хопкинс) — ярый атеист, Льюис (Мэттью Гуд) — католик, который позже выпустит в свет главную христианскую детскую историю «Хроники Нарнии». И хотя элементы спора в фильме присутствуют, дискуссии как таковой не наблюдается. Во-первых, Льюис представлен как слабый оппонент. В основном говорит Фрейд, а другой пытается что-то безуспешно отвечать (тут стоит отметить великолепный актерский тандем: Хопкинс нагло издевается, а Гуд жалко улыбается). А во-вторых, неизвестно, встречались ли эти люди на самом деле. Действительно, к Фрейду приходил перед смертью один из оксфордских профессоров, но вряд ли им мог быть Льюис. Получается, что режиссера интересует больше структура, а не реальное содержание.

Это доказывается жанровой формой картины. Создается ощущение, что фильм является милым добрым байопиком с британской эстетикой. Потрясающая обманка! Дело в том, что в фильме практически не показаны ни детство, ни годы взросления героев. Одно лишь настоящее с редкими флешбэками. Прикрываясь байопиком, Мэтт Браун решил выпустить на экраны философско-психологическую драму с четким сценическим кодом. Это и традиционный для театра хронотоп, т. е. время и пространство: основное действие происходит в доме (в едином месте) и в течение 24 часов (в единый временной промежуток). И яркая кольцевая композиция, которая подобно чеховскому ружью в финале выстрелит: картина начинается со строк из религиозной поэмы Джона Беньяна и завершается тем, что Фрейд передает Льюису рождественский подарок — книгу того же Беньяна «Путешествие Пилигрима в Небесную страну». И даже присутствует жирная интертекстуальная отсылка к роману-эпопее «Война и мир»: раненый Льюис, подобно Андрею Болконскому, смотрит на небо и разглядывает его по-новому для себя. Все это усиливает литературно-театральную эстетику, которая правда прикрыта простоватостью повествования.

К слову о простоте… Она нарочито создана с помощью главного синтаксического приема — вопросно-ответной формы повествования. В фильме это выглядит так: психиатр задает вопрос, писатель отвечает. После этого роли меняются. Зрителю может показаться, что это диалог двух важных фигур, однако режиссер и здесь вводит в заблуждение. Он акцентирует внимание лишь на монологах Фрейда. Вся сюжетная линия держится на психиатре, который загоняет Льюиса в ловушку и хочет провести сеанс самоанализа. Диалог этого эгоиста не волнует. Персонаж Энтони Хопкинса хочет что-то спросить, замолкает, снова спрашивает, замолкает и так до самого конца. И поэтому Льюис — и зритель в том числе — будут слушать. А выстроенное пространство, которое удивительным образом не выпускает нас из четко намеченной траектории, усиливает это воздействие. В Лондоне 3-го сентября 1939 года все улицы забиты машинами и коробками, военной техникой и оборонительными сооружениями. Следовательно, героям и зрителям приходится идти только по одному маршруту, не имея возможности выбраться. Даже, казалось бы, открытые локации — лес, поле, сад — нагромождены объектами. В результате чего ближе к финалу создается ощущение, что ты сам являешься пациентом в кабинете у врача.

Все это наводит на мысль, что Мэтт Браун наглым образом решил проверить психоанализ Фрейда не на героях, а на каждом из нас. Мы находимся в этом лабиринте, однако не можем выбраться из него. Кинотеатральная постановка и знаменитый метод — возможно это и есть спасение для современного зрителя?